 Сегодня еще раз убедился в беспомощности и иррациональности нашей правовой системы. Не дай бог попасть в ситуацию, когда ты напрямую от нее зависишь.
Разбирался сегодня с одним делом, где владелец пострадавшей в ДТП машины пытается стребовать с виновника аварии стоимость ремонта, превышающую выплату по ОСАГО (последняя ограничена 120 тысячами). Был суд, который подтвердил правоту пострадавшего и присудил к выплате примерно 130 тысяч рублей. Случилось это более двух лет назад.
Но дело застопорилось. Пострадавший просто не стал платить. Вот просто взял и не стал. Естественно, судебные приставы получили предписание взыскать с него эту сумму, но без толку: у виновника, якобы, нет ни собственности, ни заработка. Арестовывать нечего, изымать доход неоткуда, а тунеядцы всегда пользовались в нашем гуманном обществе особым почетом. Заводить на него уголовное дело хлопотно – для этого нужно доказать, что он злостный неплательщик, а что значит слово «злостный», не знают, похоже, даже сами законотворцы.
Сегодня пообщался с приставами, и меня поразило то неприкрытое упадничество, что царит в их рядах. Попытаюсь суммировать собранные из разных источников сведения.
Низкие официальные зарплаты и попытки создать видимость высокой дисциплины порождают в службе судебных приставов весьма нервную обстановку. Многие бегут, те, что остаются, ищут способы приспособиться к реальности. И, разумеется, заработать.
Нехватка людей приводит к перегруженности, которая делает систему практически бесполезной. Работа пристава сродни работе детектива. Прежде чем применять какие-то жесткие санкции, необходимо разобраться в ситуации: каков доход человека, что у него в собственности, кто зависит от его дохода и так далее. Пристав должен отыскать виновника, попытаться убедить его заплатить по счетам, а если это не сделано – использовать меры посерьезнее: арест имущества, конфискация, запрет на выезд из страны и так далее. Каждый случай индивидуален, требует времени, и по нормам пристав должен проводить 22 дела в месяц. Но в реальности эта цифра превышена на два порядка. Можно ли говорить о качестве работы, о законности, о скрупулезности?
На это наслаивается привычная для России коррупционность. Слово только звучит страшно, в реальности все понимают, что это почти официальная форма отношений. И когда какой-то пристав, сжалившись над несчастным семьянином, у которого арестовали квартиру, «забывает» тысяч за десять подать документы в регистрационную палату, он чувствует себя почти героем: и человеку помог, и себя не обидел.
Мешает и нелогичность российского законодательства. Взять даже наш случай: пусть человек не имеет работы и не имеет собственности. Но что мешает обязать его устроиться на работу под страхом уголовной ответственности? Он не сумасшедший, не инвалид, он в расцвете сил. Нет работы – дайте ему работу: пусть помогает строить виадуки или убирает улицы. Чтобы взыскать с него 130 тысяч рублей за прошедшие с суда 28 месяцев, достаточно было вычитать из его зарплаты менее 5 тысяч рублей. Но нет, приставы разводят руками – дело тупиковое.
А если завтра вы попадетесь им с неоплаченным сторублевым штрафом за нарушение ПДД, то можете загреметь на нары – и это не шутка.
Вообще подобная система является весьма парадоксальной еще и потому, что от ответственности легче всего уклониться тому, кто работает неофициально, либо тунеядствует, либо умеет дать на лапу. Если же в жернова судебной системы попадает вменяемый человек, которому есть, что терять и который не привык решать дела закулисно, он получит сполна. На нем оторвутся хотя бы ради улучшения статистики.
В результате, судебная система служит не столько делу справедливости, сколько делу случая. Это рвет причинно-следственную связь между преступлением и наказанием и взращивает в нас чувство безнаказанности. А это чувство весьма опасно и для окружающих, и для тех, кто им пронизан, ведь в один день удача, без которой невозможно правосудие по-российски, может изменить и им. Правда, не обязательно, что именно в тот день они будут виноваты. Я еще раз говорю – часто это дело случая.
|
