Журналист должен уметь преподносить информацию точно и кратко, ведь внимание читателей — ограниченный ресурс. Иногда эти требования настолько противоречивы, что в погоне за краткостью получаешь не статью, а заготовку для холивара. Сценарий его зарождения я проиллюстрирую на такой вот цветной диаграмме.
Допустим, мы рассуждаем о цвете какого-то предмета. Не важно, цвет ли это автомобиля или цветка, главное, что наш коварный предмет имеет наглость быть окрашенным по-разному. На диаграмме я показал распределение возможных цветов: чем выше столбец, тем чаще герой нашего повествования бывает окрашен в данный цвет. Как видите, самый вероятный для него цвет — красный, а серым он бывает крайне редко.
Диаграмма является исчерпывающей, но читатели не любят диаграммы, а иногда их просто нет в природе. Не любят читатели и формулы, длинные уточнения, сноски, которые отвлекают их от основной мысли и требуют времени на осмысление. Читатели хотят однозначных и веских формулировок. Они хотят знать, прогрессор или тиран Сталин, надежен ли Volkswagen и кто самый великий спортсмен на Земле. Для людей, не обладающих научным стилем мышления, предпочтителен четкий ответ: да или нет. Добро или зло. iPhone или Samsung. Путин или Обама.
Так вот, рассуждая о цвете моего воображаемого друга, я мог бы для краткости написать, что он красный. Потому что чаще всего мы видим его красным. К тому же два вторых по популярности цвета — рыжий и розовый — тоже суть родственники красного (Разве? О-о... Заря холивара уже окрасила небо багряным...).
Ну ладно, подумаю я. Все-таки, правда превыше всего. Рискуя потерять внимание читателя, я усложню повествование и напишу, что мой предмет бывает красных оттенков, а также синим, зеленым и желтым, причем последнее — значительно реже. Я напичкаю текст любимыми вводными конструкциями "в целом", "за редким исключением", "не вдаваясь в детали". Я закрою глаза на частные случаи, вроде черного и серого цветов, ибо они почти не встречаются.
Ах, какая наивная ошибка — не упомянуть черный! Тут же в отзывах какая-нибудь везучая сволочь напишет, что у его дяди этот предмет конкретно черного, у тёти — серого, и вообще у нормальных людей он бывает только таким, а красный — это для гомиков.
Ему тут же возразят, что меньшинства, в данном случае, представлены как раз черным и серым, а если уж говорить о неком среднем цвете, то выбрать нужно зеленый, который соответствует средней температуре по больнице.
Что, конечно, в корне не верно, заметят умники с красным дипломом, еще не забывшие о том, что такое распределение вероятностей. Они выведут, что средний арифметический цвет в данном случае — это помесь алого с коричневым и чуть-чуть голубым. Что это за цвет? Черт его знает, но наука привыкла мыслить абстрактными категориями.
Далее в дело вступят комментаторы, зараженные личной субъективностью. Среди них будет фанат желтого. У него желтая машина, желтые глаза и даже белок от куриного яйца почему-то всегда желтый. В силу особенностей восприятия он свято уверен, что и предмет бывает желтым. Все не желтое он вообще не замечает и светофор у него одноглазый.
Его поддержит тот ушлый малый, который в прошлом году взял на реализацию 50 тонн этого предмета в желтом цвете. С невероятным азартом он начнет убеждать население, будто предмет действительно бывает только желтым, или, по крайней мере, так должно быть согласно божественного замысла.
Появятся дальтоники, которые будут утверждать, что рыжий — это не рыжий, а темно-оранжевый. Им посоветуют откалибровать монитор, но зерно сомнений будет посеяно. Защитники синего сцепятся с адептами фиолетового и закидают друг друга ссылками на википедию, где дается определение этих цветов.
Схватятся между собой любители розового и красного в агоническом споре, какой из цветов был первее. Оживятся анархисты, которым вообще плевать на цвета, потому что их идеал: радуга, размалеванная до состояния, когда все цвета не отличить от грязи. Закипят споры о том, является ли желтый самостоятельным цветом или его правильнее отнести к красно-оранжевой палитре.
Наконец, появятся сенсационные сообщения, что предмет бывает еще и белым, и поклонники теорий заговора будут истреблять в комментариях реалистов, которые не допускают белого даже теоретически (еще Джордано Бруно об этом писал...)
Потом ко мне ворвется главный редактор и скажет: ты что, не мог внятно написать, какого цвета предмет? Задание проще пареной репы. Вот гляди... Он устроит опрос среди присутствующих в комнате, и выяснится, что у троих он красный, у одного — зеленый. У самого редактора оранжевый. «Ну так и напиши красный, - заявит он логично. - В детали вдаваться не надо. Время сложное. Народ на взводе. Надо чувствовать конъюнктуру. У мэра тоже красный, кстати».
Я внесу изменения, но зал разродится новым приступом красноречия, мол, почему это обязательно красный и не означает ли это возврата к коммунистическим идеалам? Посыпятся предположения, кто бы мог заплатить журналисту, чтобы он вздумал так нахально попирать истину? Полетят ссылки на инстаграммы, где обсуждаемый предмет окрашен во все цвета, кроме красного. Выяснится, что мэр приобретал предмет зеленым, а перекрасил в рамках партийного конформизма.
Потом все, конечно, устанут. Начнется снегопад или курс доллара накренится в другую сторону, всем станет не до спора, и выжившие в холиваре быстро сойдутся во мнении, что предмет бывает всяким. Что эта сволочь, строго говоря, вообще не имеет цвета, ибо при таком многообразии вариантов ничего определенного про цвет сказать нельзя. Что цвет — это суть метафизика, софистика и чуть-чуть квантовая физика. Что предмет не поддает познанию, а жизнь слишком коротка, чтобы опаздывать на распродажи.
Предмет между тем продолжить существовать в многообразии цветов, совершенно безразличный к тому, что мы о нем думаем.
|
