Часть №1 тут.
Я ждал этого вечера с тревогой и некоторым злорадством. Женя была твердо настроена познакомиться с человеком, и повод у нее был железный – пиджак и невысказанная благодарность. Все мои намеки, что парень не так сложен, как кажется, она отвергала. Образ не укладывался ни в один шаблон ее студенческой жизни; образ южный, мятежный, непонятный, всецело завладел ей.
Я знал, что ее ждет разочарование. Что парень, возможно, и не говорит по-русски, и окажется… я не знаю, каким-нибудь функционером по экологической части, приставленным WWF для мониторинга ситуации на заповедном острове в Андаманском море. Его магнитола с казачьим хором – лишь совпадение, случайность. Я бы мог сидеть на пляже и слушать ямайскую музыку или музыку народов крайнего севера, и проходящие мимо ямайцы или ямальцы тоже сделали бы выводы о загадочности долговязого господина.
Мы сидели с Женей рядом, пиджак был накинут ей на плечи.
- Потрогай, какая ткань хорошая, - говорила она.
Все, что связано с этим пиджаком, мгновенно обретало оттенок превосходства над миром обычных вещей.
Солнце садилось особенно быстро. Сильная дымка поглотила лучи, едва оранжевая лепешка спряталась за линию гор. Перед нами колыхалось море фольги. Порывистое шуршание ветра в кронах предвещало дождь, хотя местные говорили, дождей в эту пору почти не бывает.
Скоро стемнело совсем, и в свете Жениного мобильника вытаращился на нас первый, самый смелый отшельник. Приполз он откуда-то из кустов, довольный собой. Ракушка, похожая на кремовый завиток торта, покорно подволакивалась за ним. Он спрятался на секунду, торча из укрытия икринками глаз и лапками, похожими на пальцы очень толстого человека. Успокоившись, отшельник пополз дальше.
Скоро уже десятки отшельников выписывали на песке свои точки и тире. Зачем они выходят на пляж? Почему не боятся людей? Чем дышат под водой и под водой ли они живут? Я ничего не знал об этих забавных созданиях, которые поставили воровство чужих домов на промышленные рельсы.
Пластиковое кресло за нашими спинами так и осталось пустым. Впервые за несколько вечеров человек в белом не совершил свой привычный моцион.
После заката воздух стал прохладнее, а прибой особенно настойчивым. В темноте казалось, что волны подбираются к нашим ногам.
Человек не пришел. Женя стала молчаливой и задумчивой. Я тоже расстроился. Кубанские ритмы в исполнении хриплой магнитолы стали частью местного колорита. Безмолвный наблюдатель, сидевший каждый вечер на пляже, был чем-то вроде местного оберега. Мы что-то испортили и не можем этого починить, потому что не знаем, что именно сломалось.
- Повесь вон пиджак на спинку, может быть, он придет ночью, - предложил я.
- А вдруг дождь? Нет, - Женя закуталась в пиджак. – Да и что он, зверь какой-то, выходить по ночам и брать подачки? Нужно отдать по-человечески, в руки.
Мы отправились к бунгало.
Почти в полночь она заставила меня снова идти на пляж, где гулял переменчивый ветер. Никто так и не пришел. Отшельников тоже было меньше обычного, а те, что еще остались на пляже, предусмотрительно закопались в песок.
* * *
День оказался удушливо жарким. Широкополая листва была неподвижной, как декорация. Белки попрятались.
- Идем, - Женя властно тянула меня за руку. – Вот эта дорога к смотровой площадке, - сверялась она с картой. - А вот сюда мы еще не ходили.
Мы остановились на малоприметной развилке, рассматривая на смартфоне фотографию стенда со схемой острова. У меня вспотела шея – я этого не люблю.
Женя утянула меня влево на узкую тропу, которая через каменистый хребет спускалась к заводи или, что вероятнее, к высыхающей заболоченной реке. Через неподвижную и пахнущую тиной воду был перекинут мост со сварными перилами, за которым обнаружилась поляна с парой неопрятных, даже ужасных строений, вроде вахтовых домиков. От строений тянулись провода, тут и там были разбросаны какие-то железяки, корпус от редуктора, части ржавого трансформатора, скособоченные и пыльные тиски. Чуть в стороне вросла в землю старая тачка на велосипедных колесах. На песчаном грунте виднелись следы пролитого масла.
Эта техническая клоака укрылась от благополучной части острова лесом, и не было в ней даже малейшей живописности, которая иногда присутствует в давно заброшенных местах. Наоборот, человеческое вторжение, бесцеремонное и хамское, стало особенно заметным, словно острову выпустили кишки.
Мы подошли к вахтовкам. В одной через приоткрытую дверь виднелся верстак и завалы технического мусора, удушливо пахнущего старой резиной. Окно было заделано фанеркой с логотипом кока-колы.
Дальше под навесом стоял, как я догадался, дизель-генератор, питающий энергией жилую часть острова – слышался его мерный гул. Еще один вагончик был наглухо забит досками и фанерой, а следующий за ним, стоящий чуть поодаль, наоборот казался обитаемым. У него были мутные окна и небольшое крыльцо, сделанное из пары металлических прутов и куска профнастила. У крыльца лежали синие шлепанцы. От вытоптанной промасленной земли струился пыльный жар. Свежесть побережья не проникала в эту иссушенную человеческим присутствием часть джунглей.
Изнанка острова показалась мне отвратительной. Мне хотелось верить в искреннюю заботу тайцев о быте морских черепах, но, глядя на это замасленное безобразие, я усомнился, не есть ли эта забота лишь игрой для туристов.
- Туда, - уверенно потащила меня Женя к бункеру с мутными окнами.
Она постучала. Мы затихли и прислушались. Тишину нарушал только стрекот генератора.
Женя постучала еще раз. «Он либо тут, либо они знают, как его найти», - шепнула она мне.
Через минуту дверь дернулась и открылась – на пороге стоял молодой, слегка одутловатый человек среднего роста одетый в пляжные шорты. На его довольно волосатой и удивительно бледной для этих мест груди лежал заметный православный крест, лежал, словно врос в нее. Лицо было ничем не примечательным, даже чуть глуповатым, с примесью дурноватой сельской удали. На голове его была шапка жестких всклокоченных волос.
Он как будто только что проснулся и смотрел на нас без интереса. Не было ни удивления, ни раздражения.
- Здравствуйте, - затараторила Женя после секундной паузы. – Извините за беспокойство. Вот ваш пиджак. Я его высушила и погладила. Но почистить нечем... Вот тут пятна. Это ведь ваше?
Человек кивнул и принял от нее пиджак с таким скорбным выражением, будто ему вернули вещь, о которой он предпочел бы забыть. Он немного подержал пиджак на весу, словно не решив, принимать ли его, затем кивнул и отступил на шаг, намереваясь закрыть дверь. Он уже сделал движение, но Женя остановила:
- И еще я хотела вам сказать большое спасибо. И вот… Мой папа тоже.
Человек скользнул по мне быстрым и, скорее, неприязненным взглядом.
- Простите, мы не встречались? – спросил я не без толики злорадного удовольствия, понимая, что вопрос вряд ли будет приятен. Но мне действительно показалось, что я мог его где-то видеть. Женя с ее восторженностью возбудила во мне желание чем-нибудь досадить этому типу, чтобы он перестал быть вещью в себе.
- Не, - ответил он коротко.
Повисла неловкая пауза, которую он прервал кивком то ли в благодарность за пиджак, то ли просто на прощанье. Дверь притворилась.
Молча, словно стыдясь говорить о произошедшем, мы прошли мимо склада с пульсирующим генератором, по мосту на узкую тропу и затем к пляжу.
Женя была задумчивой и обескураженной.
- Что и требовалось доказать, - глубоко и с облегчением вздохнул я, когда мы вышли к кромке берега, где высаживался первый китайский десант. – Человек хочет, чтобы его оставили в покое. По крайней мере, мы знаем, что он понимает по-русски.
Солнце было почти на самом верху, соленый пот покусывал лицо.
- Ты его правда видел раньше?
- Не знаю, - признался я. – Было такое ощущение. Может быть, он просто похож на кого-то… Может быть, на какого-то актера?
- Мне он не показался знакомым, - сосредоточенно проговорила Женя. – А может, он был твоим студентом?
- М-м… - задумался я. – У меня было столько студентов, что все возможно.
* * *
Вечером, не договариваясь, мы направились с ней к дальним скалам, над которыми высился падающий валун. Я закатал брюки выше колена, и зашел в воду, сбив на затылок легкую соломенную шляпу. Женя заметила:
- Ты похож на Тома Сойера. Не хватает ведра и валика.
Она сняла шлепанцы и взобралась на один из валунов, торчащих из воды у самого берега, потом перебралась на соседний и, наконец, смогла запрыгнуть на самый высокий камень размером и формой с ядро Царь-пушки.
Не сговариваясь, мы хотели дистанцироваться от красного пластикового кресла. Утренняя неловкость подействовала на Женю обескураживающе. «Пусть привыкает к разочарованиям», - думал я, глядя на ее стройный профиль на фоне светлого неба.
Но теперь он нашел нас сам. Я заметил его крупную фигуру издалека – человек шагал вдоль самой кромки воды, нисколько не заботясь о своих туфлях, шагал размашисто, чуть косолапо, засунув руки в карманы. На нем была его шляпа и дымчатые очки, но не было пиджака. Рубашка была наполовину застегнута.
Он шел сурово, неотвратимо, словно решился ответить давнему обидчику. Я оглянулся на Женю, но она смотрела куда-то вдаль на оранжевый горизонт.
- Николай, - слишком решительно выставил он вперед крепкую ладонь. На мизинце у него было дорогое кольцо с изумрудом, свернутое чуть набок.
- Алексей, - ответил я на рукопожатие.
Женя оглянулась, радостно вскрикнула и начала пробираться к нам, балансируя на шершавых камнях. Восторженность вернулась.
- Женя, - улыбнулась она, протягивая руку. Он тряхнул.
- Дочь ваша? – коротко спросил Николай.
Я кивнул. В его голосе было легкое высокомерие, на лице – бессмысленная, едва заметная ухмылка.
- А вы здесь… - начал я.
- Живу. Живу здесь. Присматриваю за хозяйством, - поспешно объяснил он.
- То есть вы как завхоз здесь?
- Да, типа того. Техник.
- А мы отдыхаем, - глупо заметил я, не зная, как поддержать этот странный разговор.
- Да понятно, - усмехнулся Николай. – Русских тут мало. Вы первые. Ну как оно?
- Что, в смысле?
- Ну отдых. Как остров наш?
Мне показалось, он добавил в голос заигрывания и даже чуть улыбнулся, покачиваясь на каблуках и загнав руки в карманы. Он был похож на одного из многочисленных моих студентов, за обучение которых платят родители, которые появляются ближе к сессии, ведут себя нагло, постоянно врут и уверенны, что в каждой мелочи им удается провести дурака-препода. Подобное панибратство, тем более от глупцов, я не любил. Впрочем, он не был моим студентом. Я решил держаться нейтральной полосы.
- Нам все нравится. Чудесный остров. Настоящий рай, - ответил я коротко.
- Рай, да… - кивнул он. – Так вы что? Надолго к нам?
- А что?
- Да нет, просто… - слегка опомнился Николай, сбавив тон. – А что, секрет какой-то?
- Никакого секрета. На 11 ночей.
- Ну да… 28-го уезжаете?
- Да, по-моему, да.
- Ну ясно…- покачался он на ногах и вдруг кивнул: - Ладно… До свиданьица.
Он снова выставил руку, вяло сжал мою ладонь, чуть поклонился Жене и зашагал вдоль линии прибоя. Штанины в отметинах мокрого песка хлопали, как стяги. Еще минуту он постоял возле насиженного своего места, глядя на море, и скрылся из виду.
- Странный он, - рассудила Женя, заходя в воду. – Что хотел?
- Не знаю. Видимо, хотел познакомиться.
- Неуклюже вышло. Может быть, нужно было пригласить его в бар? Мне кажется, ему просто скучно.
Я нащупал пальцами ноги ракушку и пытался сжать ее на обезьяний манер, чтобы поднять, выложить на камень и разглядеть. Ракушка выскальзывала.
- Он здесь хозяин. Пусть он приглашает.
- Пап, а где ты мог его видеть?
- Не помню, - соврал я.
Еще днем у меня мелькнула догадка, но догадка дикая и не допускающая поспешных выводов.
Последний визит незнакомца слегка остудил Женин романтический пыл. Его грубоватая речь и некрасивое в общем-то лицо, а главное, его обычность как будто исчерпали тайну. Я выловил, наконец, свою ракушку и, задрав ногу, как цапля, кинул ее на кромку пляжа. Она была плоской и напоминала корону.
- Пойдем, выпьем по коктейлю? – предложил я.
Женя кивнула и накинула на ноги легкие шлепанцы. Она опять стала тихой, и весь вечер так и не поддалась на мои попытки вовлечь ее в научную дискуссию – наш любимый способ коротать время по вечерам.
* * *
Я плохо спал, а ночью проснулся в полной темноте от приступа головной боли. Виски и затылок тикали часовой бомбой. С каждым ударом боль подкачивали насосом.
Нащупав сотовый телефон – было четыре утра – я подсветил и расковырял аптечку, отыскал таблетку. Вода стояла на полочке под телевизором. Я осторожно встал. Пол гнусно скрипнул. Ноги казались нетвердыми.
И вдруг я заметил, что Женина кровать пуста. Подушка была аккуратно подоткнута одеялом. Свет в туалете не горел. Босиком я выскочил в небольшой тамбур, но ни в тамбуре, ни на крыльце ее не было. Я тихо позвал – никого. Не было и ее босоножек.
Я поспешно натянул шорты и майку, прожевал горькую таблетку, наскоро запил, схватил связку ключей с притороченным фонариком-брелоком.
Я почти бежал по деревянному настилу, доски ныли под ногами, шлепанцы суетливо хлопали и слетали.
«Дело молодое, дело житейское…», - стучались в голове слова шурина. «Дело молодое, дело житейское…», - говорил он, когда я нервничал из-за позднего возвращения Жени. Он считал, что к таким вещам нужно относиться проще.
Боль отдавалась в голове эхом шагов. Тоннель из черной листвы казался бесконечным. В просветах небо уже излучало густо-синий. Орали ночные птицы.
Спутаться с незнакомцем, с каким-то неудачником здесь, в тропических джунглях… Чем она думала? Мало ли она видела таких вот надменных дураков у меня деканате? Не сама ли она высмеивала их?
Как же она усыпила мою бдительность вчерашним равнодушием? Может быть, он приходил вчера к ней? Может быть, я чего-то не заметил? Я слишком привык доверять ей. Стареющий идиот…
Я пересек мост и выскочил на грязную поляну: в темноте, обесцвеченная, она казалась еще более зловещей. Луч фонаря выхватывал ржавые трупы механизмов и следы масла, словно пятна крови.
Я забарабанил в дверь. Тишина. Забарабанил сильнее.
В глаза мне ударил свет мощного фонаря, я закрыл лицо рукой.
- Прекратите! – крикнул я. – Уберите свет.
- Что вам? – спросил Николай, направляя фонарь в сторону.
Я разглядел его отекшее лицо.
- Она у вас? Моя дочь у вас?!
Свет фонаря опустился вниз. Николай стоял в семейных трусах, крест на его шее был сбит набок, почти на плечо.
- Зачем бы она была у меня?
- Дайте взглянуть! – я решительно двинулся внутрь, и Николай, к моему удивлению, посторонился. Он осветил свое убежище.
Внутри была небольшая вытянутая в длину каморка, очень темная и душная, несмотря на ледяной поток, который шел от висевшего на стене кондиционера. Слева вдоль стены стояла кушетка, справа – небольшой стол, у дальней стены было что-то вроде большой этажерки, заваленной бытовым хламом. Еще дальше в промежутке между этажеркой и стеной виднелся унитаз, прикрытый листом фанеры.
- У вас паранойя, - заметил Николай, водя фонариком по комнате.
- Тогда где же она? – спросил я растерянно, покидая каморку. Я извинился. Он кивнул. Ноги понесли меня обратно к бунгало. «Где же она?»
Николай догнал меня через несколько шагов, накидывая на ходу халат.
- С вашим фонарем вы заблудитесь, - сказал он. – У охранника спрашивали?
- Нет, я был уверен, что она пошла к вам… Извините, Николай, извините, ерунда полная… Где же она может быть?
- Где, где… Гуляет. Студентка?
- Да, студентка… Первого курса…
- На звезды смотрит. Почему вы решили, что она будет у меня?
- Да… Сидиотничал я. Вы на свой счет не принимайте. Отцовская паранойя.
Мы быстро миновали мост, вышли на тропу, которая перешла в деревянные мостки. Вокруг стоял невероятный ночной гам, шорохи, удары и звук ломающихся веток.
Николай внезапно обогнал меня, остановился в шаге и направил фонарь в лицо. Шесть ярких точек ослепили глаза. Лицо обдало жаром.
- Вспомнили, где меня видели? – резко спросил он.
Я опешил и не нашел сил врать. В висках снова пульсировало.
- У меня есть версия, но я не уверен.
- Понятно… - он опустил фонарь. – С кем-то делились? Версией?
- Нет.
- Планируете?
- Еще не думал об этом.
Он ухмыльнулся, светя себе на ноги в наскоро одетых шлепанцах. Ступни его были белыми, как он сам.
- Что теперь? Убьете меня? – спросил я с противной интонацией, которую сам не любил.
- А нужно?
- Вам решать. Вы же не убийца.
Он хохотнул.
- Как сказать.
- Убить человека вот так, с глазу на глаз – это совсем другое.
Он снова поднял фонарь, но направил его не в лицо, а куда-то в сторону.
- Пойдемте, - сказал он. – Нужно еще найти вашу дочь.
Первым делом мы зашли в небольшое строение, где располагался ресепшн отеля. Николай бесцеремонно разбудил спящего дежурного, что-то очень быстро и властно объясняя ему на своеобразном английском, который я понимал лишь едва. Азиатский служка, пожилой таец, который днем спал в гамаке за столовой, забормотал и схватился за телефон. Несколько минут он выяснял что-то, исторгая громкие, горловые звуки, затем вышел на крыльцо и закричал. Ответил ему далекий голос со стороны пляжа. Дежурный принялся что-то объяснять Николаю, но тот оборвал.
- Ясно, идемте, - позвал он меня.
Мы вышли на пляж. Фонарь уверенно скользнул вправо. Перепуганные крабы стекленели и зарывались в песок. Нас нагнал мусорщик, громко крича и жестикулируя, стал показывать направление. Мы быстро пошли наискосок к скале с валуном. Мусорщик отстал.
Впереди мелькнул свет фонаря. Я услышал Женин голос:
- Пааап, это ты? Почему ты так рано?
Она сидела на одном из прибрежных валунов.
- Ты что здесь делаешь, черт тебя дери?! – не сдержался и закричал я, хотя еще секунду назад обещал себе быть спокойным, если найду ее в полном порядке. – Я тебя по всему острову ищу!
- Ну пааап, - она спрыгнула с камня и прошлепала по воде. – Я хотела дождаться твоей пробежки здесь. Я же записку оставила.
- Какую записку? – я схватил ее за руку и светил маленьким фонариком в ее виноватые и в то же время смеющиеся глаза. – Я встал, тебя нет…
- Здрасьте, - рассмеялась Женя, разглядев Николая. – И вы здесь? А как вы встретились?
- Ну вот как-то встретились, - буркнул тот не зло. – Напрасно вы в такой час на пляже. Гадов тут полно… и помимо меня.
Он понизил голос и последнюю часть фразы услышал только я.
- А давайте дождемся восхода?! – предложила Женя. – Николай, вы встречали здесь когда-нибудь восход? Давно вы здесь?
Мы забрались на соседние валуны. Николай отвечал на ее многочисленные вопросы сдержанно, но вчерашнего высокомерия не было.
На острове он почти год. Видел восходы – ничего особенного. Восходы лучше смотреть на другой стороне острова, но там скалы. Днем он не выходит из-за предписания врачей: нельзя загорать. Русских не встречал давно. Живет здесь, потому что нравится. Потому что не любит осень и зиму в России. Он дауншифтер. Сдает квартиру в Москве, а здесь получает деньги от хозяина отеля.
По тону вопросов Жени я все больше понимал, что Николай обрел в ее воображении вторую жизнь. Теперь он - искатель духовности, уединения и пути к себе. Ее нисколько не смущало, что на ее восклицания о палитре Рериха и индийских культах он отвечал коротко и с неохотой, как человек, который слышит об этом впервые. Его немногословность она принимала за одухотворенность.
Мы просидели около часа, когда небо выбелила утренняя дымка. Капитан Сэм выволок на пляж резиновую лодку, втянул ее в воду и, толкнувшись ногой, поплыл в сторону дремлющей яхты. Его помощник с разбегу влетел в воду и поплыл рядом, соревнуясь с лениво гребущим Сэмом.
- Тебе ведь сегодня на дайвинг? – спросил я Женю. – А ты ночь не спала. Уснешь там под водой.
- Я себя отлично чувствую! – она спохватилась. – Сколько время? Мне надо голову помыть. Я побежала. Николай, приходите вечером к нам, а?
* * *
В полдень, когда Женя уже уплыла с группой дайверов, Николай нашел меня сам. Я сидел в своем майнридовом убежище на дереве, лениво перечитывая одну и ту же страницу в третий раз, когда мелкий камешек упал на дощатый настил и мелодично зацокал по нему, как каблучки маленькой феи.
- Не возражаете? – спросил Николай, кивая на лестницу.
- Пожалуйста, поднимайтесь, - ответил я, зажимая книгу пальцем и зачем-то привставая.
Он был одет в свой костюм и шляпу, очки закрывали половину лица, щеки лоснились от обильно нанесенного крема. На рукавах пиджака и полах виднелись разводы соленой воды. Женина экспресс-чистка не помогла.
Николай опустился на пол, тяжело навалившись на поручни.
- У вас в самом деле боязнь солнца? – спросил я.
- Да… Плохо переношу загар. Что-то с пигментацией кожи. Вот, приходится носить…
Он приподнял ворот пиджака, укутавшись в него, как замерзший. Вид у него стал жалкий. Некоторое время мы молчали.
- Почему же из всех стран вы выбрали Таиланд?
- Это он меня выбрал, - неопределенно ответил Николай и вдруг снял свои очки и посмотрел на меня прямо. – Так что, профессор, не стали никуда звонить?
Я выдержал паузу.
- Не стал. Это не мое дело.
- Как не ваше? Немцы бы точно позвонили… Не люблю немцев.
- Я, слава богу, не немец. Откуда вы знаете, что я профессор?
- Думал, вы спросите, как я вас нашел здесь. А насчет профессора… Это не так сложно. А как вы меня узнали? Посмотрели в Интернете?
- С Интернетом у меня тут не ладится, - ответил я смущенно. – Подключается и не работает…
Он неожиданно весело рассмеялся:
- Ага, Интернет тут гавеный. Одно из достоинств этого места, - добавил он уже без радости.
- Я вас просто узнал, - сказал я. – Вернее, не узнал, а предположил. Если бы вы не подошли к нам тогда на пляже, я бы не был уверен.
- Да, зря я тогда… - кивнул он и хохотнул, сделав большие глаза, как плохой актер. – Нервы сдали.
Он выставил руку и мелко потряс ей, словно с перепоя.
- Нервы ни к черту. Сидишь тут один и ждешь таких вот как вы… Любознательных. Когда-то это должно было случиться. Знаете, профессор, в мире не осталось мест, где можно лечь на дно. Обсидели весь Таиланд. Весь! Заберитесь в самые дикие джунгли, на какую-нибудь медовую ферму или рисовую плантацию – и утром притащится бас с фотографами и гидом. Я уже смирился.
- Вы не пробовали бежать в другие страны? В Камбоджу?
- Ага, пробовал, во Вьетнам. Схватил там малярию и чуть не сдох. Пока вы не приехали, это место было самым безопасным.
- Считаете, я вас выдам?
- Кто вас знает. Сейчас одно говорите, а на паспортном контроле шепнете… Знаете, профессор, какие тут тюрьмы? Тут ад, а не тюрьмы. Люди сидят в клетках под открытым небом. Клетки выставлены вот так, рядами. В каждом ряду клеток двадцать. У одного конца - вентилятор, у другого конца вентилятор. Клетки у вентилятора считаются самыми престижными. Славяне и европейцы живут в них год-два, потом умирают от истощения. Местные могут лет десять протянуть. В центральных клетках года не протянешь.
- Думаете, вам грозит тайская тюрьма?
- Понятия не имею, что мне грозит. Предпочитаю не проверять.
- В худшем случае вас просто депортируют на родину, - сказал я.
- Это вы к чему?
Рука его сжимала и разжимала ткань на брюках.
- К тому, что по международному законодательству тайская тюрьма вам не грозит… Если вы, конечно, что-нибудь тут не натворили.
Я помолчал. Николай смог унять свою руку, откинулся головой на доску и проговорил:
- Черт с вами, делайте, как думаете нужным. Мне без разницы.
Некоторое время мы сидели молча. Я машинально читал одну и ту же строчку из прихваченного с собой бизнес-журнала: «…ставка break-even rate рассчитывается как разница доходностей казначейских облигаций и защищенных от инфляции…»
- Вы в самом деле следите за дизель-генератором? – спросил я.
Он удивленно глянул, словно не ожидал вопроса.
– Слежу, заправляю, уровень масла смотрю… Показания кое-какие снимаю. А местные тут уроды… Макаки. Инструкций не читают. Сломать – пожалуйста. В марте сидели без электричества неделю.
- Что же вы делаете целыми днями?
- На боку лежу. Что тут еще делать? Телек есть маленький, пять каналов, ни одного на русском. Читаю. Читаю редко… Не лезет. Не люблю читать… А что там в России? - спросил он внезапно.
Я удивился вопросу, но он смотрел даже с некоторой жадностью. Я рассказал ему последние политические новости. Он выслушал так, словно речь шла о его собственной судьбе.
- Черти проклятые, - вырвалось у него. – Как была Рашка третьим миром, так и сгниет… Правильно, что свалил.
- Вы серьезно так думаете? – не сдержал я усмешку.
- А что? – вскинулся он. - Конечно, правильно. Давно собирался, не в Таиланд, конечно… Рашку нигде не любят. Рашка – это гниль. Даже то, как менты меня упустили – это хоть лично мне помогло, но это же гниль… Все прогнило. Два звонка, три конверта и никому нет дела… Гниль. Врач – представляете – врач в областной больнице, куда меня привезли… В общем, я думал этот врач не возьмет, а он еще торговаться начал. Врач!
Я ничего не ответил. Он вдруг вскочил так резко, что я вздрогнул, схватил валявшийся на полу кусок деревянной доски и метнул куда-то в сторону леса с остервенением, словно увидел там чудовище.
- Тварь! – крикнул он. – Промазал. Ускакала.
Я привстал.
- Кого вы там?
- Белку. Твари. Ненавижу их. И еще эти вон, летучие собаки. Крыланы. Вон висят.
Он показал на крону деревьев, где похожие на черные ядовитые плоды спали вверх ногами довольно крупные летучие мыши, крыланы.
- Ненавижу тварей, - проговорил Николай. – Всю ночь спать не дают. Вы слышали? Всю ночь барабанят по крыше. На улице спать невозможно. Было бы ружье, перестрелял бы.
Местная живность в самом деле устраивала ночами невероятную канонаду, обстреливая крыши бунгало плодами местных пальм. Плоды барабанили по крышам, глухо катились по кровле, шлепались о землю. Звуки сливались в шум свирепого града. Шкурки плодов усеивали землю.
Первую ночь на острове я проснулся, решив, что идет сильнейший ливень или град. Потом стал относиться к этим причудам природы даже с любопытством: засыпая под беличий грохот, я представлял себя в поезде.
- Спать тут тяжело, жарко, - продолжал Николай. – Двигаюсь мало, не сплю. Уставать надо больше.
- И вы целый день вот так, наедине со своими мыслями?
- Ну так. А куда деваться? Когда по-первости пытался жить по-нормальному, тусил, чуть не прищучили, в городах полиции много, чужак всегда на прицеле. Так что если никого не вижу, считаю, день нормально прошел. Тайцам фиолетово. Этим вообще – им хоть ядерная война, лишь бы их не касалось. Какую-то дрянь жуют и на солнце преют, я вкалываю, их устраивает. А больше тут не с кем говорить… Приехал сюда, даже языка не знал. Сейчас наблатыкался слегка.
Он вдруг засобирался.
- Сгорю тут… Я в свое лежбище. Ладно, профессор, не держите зла, если что. Нервы, - он снова сделал дряблый жест рукой и слабо улыбнулся.
- Николай, - окликнул я, когда он уж спустился. – Николай, мы сегодня с Женей будем в баре, который у открытой столовой. Там часов в одиннадцать вечера не так людно… Приходите. Просто посидим.
- Я подумаю.
Некоторое время я видел, как мелькает среди редких деревьев его большая светлая спина в несуразном дорогом пиджаке.
* * *
Следующие два вечера мы провели вместе. Женя была в приподнятом настроении, без конца говорила и расспрашивала Николая о жизни в Таиланде. Отвечал он скупо и без подробностей, но ее это ничуть не смущало. Таким, по ее мнению, и должен быть человек, постигающий восточную мудрость. Восторженность – удел туристов. Человек, сбежавший от московского благополучия, не должен с упоением цитировать википедию, как десятки ее знакомых. Буддист должен быть равнодушен. Православный крест на шее Николая нисколько не нарушал ее представлений.
Они говорили о местной фауне - Николай не слишком разбирался в отличиях варанов и ящериц. Они говорили о тайцах – в его представлении они были ленивыми, глупыми и жутко упрямыми. Говорили о еде – он считал, что местную лапшу делают из водорослей. Солянку из морепродуктов он называл баландой.
Как-то я отлучился, чтобы поговорить с супругой по телефону. Когда аппарат зазвонил, на лице Николая мелькнула тревога, но Женя взяла его за локоть : «Сейчас он маме обо мне будет докладывать. Это надолго».
Вернувшись, я застал их гуляющими вдоль берега. Николай, словно отдавая дань моему отцовскому присутствию, никак не реагировал на легкие заигрывания Жени, и сейчас они шли чинно, оставляя между собой вполне дружескую дистанцию.
Идиллия рухнула под конец второго вечера.
- Коля, давай сделаем селфи. Вот здесь, на фоне бара, - простодушно предложила Женя. Они уже были на «ты». – Выложу в соцсети. Я с настоящим туземцем, - смеялась она.
Он отказался, она настаивала, и чем активнее он отказывался, тем напористей становилась Женя, принимая это за игру. Я видел, как тяжелеют брови Николая. Неожиданно он отдернул руку и вскочил:
- Зря это все! Она не знает, да? Вы ей не говорили?
На его вскрик нехотя выглянул из-за стойки тайский бармен. Я показал жест рукой – все хорошо.
- Николай, тише. Вы сами расскажите то, что считаете нужным.
- Пап, что я не знаю?
- Давайте, рассказывайте… - бросил он и стремительно зашагал к выходу из летнего бара, затем круто повернул и вернулся. – Давайте …
- Мне кажется, - тихо и твердо ответил я, - что если вам нужно что-то рассказать, то вы и должны. Меня там не было.
- Да, вас там не было. А мне плевать… Мне без разницы, кому и что вы расскажите. Ваше право.
Он вышел прочь.
Таец равнодушно протирал полотенцем длинные бокалы для вина.
Конец части №2.
Часть №3 тут
| 
